2. Государственный социализм

Для понимания концепции государственного социализма недостаточно этимологического раскрытия термина. {Мизес имеет в вицу доктрину так называемого "прусского (или германского) государственного социализма ". У ее истоков стоял К. И. Родбертус-Ягецов, ее идеи разделяли представители исторической школы, сторонники катедер-социализма Г. Шмоллер, Л. Брентано, А. Вагнер, В. Зомбарт. Они рассматривали проводимое германскими властями огосударствление отдельных отраслей (прежде всего железных дорог), введение государственной монополии на производство и торговлю определенными товарами, государственное социальное страхование работников как постепенное создание социалистического устройства. К концу XIX в. термин "государственный социализм" стал толковаться шире -- применительно к любым представлениям о государстве как надклассовой силе, способной устранить частнособственнический эгоизм.} В истории слова отразился лишь тот факт, что господствующие круги Пруссии и других германских государств исповедовали социализм именно в форме государственного социализма. Поскольку они отождествляли себя со своим государством, с формой этого государства, с идеей государства вообще, естественно назвать избранную ими форму социализма государственным социализмом. Чем более Марксово учение о классовой природе государства и его отмирании затемняло основную концепцию государства, тем естественней казалось использование термина.

Марксистский социализм был жизненно заинтересован в проведении различия между огосударствлением и обобществлением средств производства. {В немецком оригинале труда Мизеса фигурируют термины Verstaatlichung (огосударствление), Vergesellschaftung (обобществление) . В англоязычных изданиях им соответствуют термины Nationalisation (национализация) и Socialisation (социализация) . Русская политэкономическая терминология традиционно ориентирована на немецкую, и эта традиция сохранена в настоящем переводе, тем более что термин огосударствление отчетливее передает мысль автора, чем национализация . Однако из стилистических соображений в отдельных случаях, где это не вредит ясности изложения, используются термины национализация для обозначения передачи собственности государству и социализация как аналог обобществления. } Лозунги социал-демократической партии никогда не стали бы популярными, если бы они выдвигали огосударствление средств производства в качестве конечной цели социализма. Ведь государство, хорошо знакомое тем народам, среди которых марксизм получил наибольшее распространение, было не таким, чтобы с оптимизмом смотреть на его возможное вмешательство в экономику. Немецкие, австрийские и русские последователи марксизма жили в открытой вражде с власть имущими, представлявшими государство. К тому же у них была возможность оценить результаты национализации и муниципализации. При всем желании они не могли не видеть крупных недостатков национализированных и муниципализированных предприятий. Было просто немыслимо возбудить энтузиазм программой огосударствления. Оппозиционная партия была обязана нападать на ненавистное авторитарное государство. Лишь таким способом она могла бы привлечь симпатии недовольных. Из этой потребности политической агитации и возникла марксистская доктрина отмирания государства. Либералы настаивали на ограничении власти государства и передаче власти народным представителям; они требовали свободного государства. Маркс и Энгельс, пытаясь переиграть либерализм, приняли без критики анархистскую доктрину уничтожения всех видов государственной власти, вовсе игнорируя то, что социализм должен означать не уничтожение, а неограниченное расширение власти государства.

Схоластическое различение огосударствления и обобществления, тесно связанное с учением об отмирании государства при социализме, столь же абсурдно и безосновательно, как и это учение. Сами марксисты сознают слабость своей аргументации и посему обычно избегают ее обсуждения, ограничиваясь заявлениями об обобществлении средств производства, без попытки подробнее описать это понятие, чтобы создать впечатление, что обобществление чем-то отличается от огосударствления, с которым все знакомы. Когда не удается избежать от обсуждения этого щекотливого вопроса, им приходится признавать, что передача предприятий государству будет "шагом на пути к тому, чтобы само общество взяло в свое владение все производительные силы" , или "естественным исходным пунктом того развития, которое ведет к социалистической ассоциации" .

Энгельс находит выход в том, чтобы опротестовать отождествление "всякой" формы огосударствления, национализации с социализмом. Он не стал бы характеризовать как "движение к социализму" акты национализации, проводимые из финансовых потребностей казны, которые предпринимаются "главным образом для того, чтобы иметь новый независимый от парламента источник дохода". Но независимо от целей, само по себе огосударствление означает не что иное, как, выражаясь марксистским языком, уничтожение присвоения прибавочной стоимости капиталистами еще в одной отрасли производства. Это справедливо для актов огосударствления, осуществляемого ради политических или военно-политических целей, которые Энгельс также не согласен считать социалистическими. Он выдвигает в качестве критериев социалистичности национализации то, что данные средства производства и обращения действительно должны перерасти возможности управления в акционерных компаниях, так что национализация становится экономически неизбежной. Эта неизбежность в первую очередь возникает "для крупных средств сообщения: почты, телеграфа, железных дорог" . Но при этом крупнейшие железнодорожные сети мира, находящиеся в Северной Америке, так же как и самые важные телеграфные линии -- глубоководные кабели, так и не были национализированы, тогда как огосударствлению подверглись небольшие и не имеющие важного значения железные дороги в этатистски ориентированных странах. Национализация почтовой службы была произведена в первую очередь по политическим причинам, а железных дорог -- по соображениям военным. Можно ли сказать, что эти акты национализации были "экономически неизбежными"? И что вообще означает "экономическая неизбежность"?

Каутский также довольствуется отрицанием того, что "всякий переход в ведение государства какой-либо хозяйственной функции или какого-либо хозяйственного предприятия является шагом к социалистической ассоциации и что последняя может возникнуть из общей передачи государству всего хозяйственного механизма, без всякой перемены в самой сущности государства" . Но никто никогда не оспаривал, что сущность государства сильно изменится в случае преобразования его в социалистическое общество путем огосударствления всего производства. Потому-то Каутский в силах сказать лишь то, что "до тех пор, пока имущие классы в то же время будут и господствующими ", полная национализация невозможна. Осуществление ее станет возможным только тогда, "когда трудящиеся классы станут господствующими в государстве". Лишь когда пролетариат захватит политическую власть, он "преобразует" государство в обширную хозяйственную ассоциацию, полностью удовлетворяющую все существенные потребности своими собственными силами" [Ibid. , S. 130 <там же , С. 126--127>]. Главный и единственный требующий ответа вопрос -- станет ли полная национализация, проведенная несоциалистической партией, обоснованием социализма -- Каутский оставляет без ответа.

Конечно, есть существеннейшее и чрезвычайно важное различие между национализацией или муниципализацией индивидуальных предприятий в обществе, основанном преимущественно на частной собственности на средства производства, и полным обобществлением, после которого никакая частная собственность индивидуума на средства производства невозможна. До тех пор, пока лишь отдельные предприятия принадлежат государству, цены на средства производства будут определяться рынком, а благодаря этому и государственные предприятия смогут осуществлять экономические расчеты. Другой вопрос -- в какой степени управление предприятием будет учитывать результаты этих расчетов; но сам тот факт, что до известной степени результаты деятельности поддаются количественной оценке, дает в руки правлению таких предприятий критерии, которые не будут доступны администрации в чисто социалистическом обществе. С полным основанием можно назвать методы управления государственными предприятиями плохим бизнесом, но все-таки это еще бизнес. В социалистическом обществе, как мы уже видели, экономика в строгом смысле слова просто невозможна [глава 5, параграф 3].

Национализация всех средств производства ведет к полному социализму. Национализация части средств производства есть шаг в направлении к полному социализму. Удовольствуемся ли мы первым шагом или захотим двигаться дальше, не меняет фундаментального значения этого шага. Точно так же, если мы намерены передать все предприятия во владение организованного общества, нам не остается ничего иного, кроме как национализировать каждое отдельное предприятие -- все одновременно или одно за другим.

До какой степени марксисты запутали все, связанное с обобществлением, иллюстрирует опыт Германии и Австрии после того, как в ноябре 1918 г. социал-демократы пришли там к власти. {9--10 ноября 1918 г. в Германии и 11--12 ноября в Австрии были ликвидированы монархии, провозглашены республики, а правительства возглавили лидеры социал-демократических партий.} За одну ночь стал популярным новый, прежде неслыханный лозунг: "Социализация". Лозунг представлял собой просто парафраз немецкого слова "обобществление" (Vergesellschaftung), замену его привлекательно звучащим иностранным Sozialisierung. Никому и в голову не могло прийти, что социализация означает не что иное, как муниципализацию, или огосударствление, любого, кто заявил бы об этом, признали бы полным невеждой, не понимающим, что между этими понятиями зияет пропасть. Комиссии по социализации, созданные вскоре после прихода к власти социал-демократов, стремились изобрести для социализации такую форму, чтобы по крайней мере чисто внешне можно было этот процесс отличить от национализации и муниципализации, проводимых прежним режимом.

Первый отчет германской комиссии был посвящен социализации угольной промышленности, и в нем была отвергнута идея проведения социализации через национализацию шахт и угольной торговли, причем резко подчеркивались недостатки национализированных угольных предприятий. Но при всем том ни слова не было сказано, чем же на самом деле социализация может отличаться от национализации. В отчете было выражено убеждение, что "изолированное огосударствление угольной промышленности не может рассматриваться как социализация, пока капиталистические предприятия продолжают работать в других отраслях: просто-напросто один наниматель сменит другого". При этом оставался открытым вопрос о том, может ли намечавшаяся изолированная социализация при тех же условиях означать что-либо иное [Bericht der Sozialisierungkommission uber die Frage der Sozialisierung des Kohlenbergbaues vom 31 Juli 1920 , с приложением Vorlaufiger Bericht vom 15 Februar 1919 , 2 Aufl., Berlin, 1920, S. 32 ff.]. Было бы еще понятно, если бы комиссия заключила все это заявлением, что для получения блаженных плодов социализма недостаточно национализировать лишь одну отрасль производства, и рекомендовала бы государству взять все предприятия одним махом, как это совершили большевики в России и Венгрии и как это мечтали совершить спартаковцы в Германии. {В 1916 г. в Германии вокруг журнала "Интернационал" сложилась и организационно оформилась группа "Спартак" , объединившая радикально настроенных социал-демократов. 11 ноября 1918 г. сразу же после свержения монархии, она преобразовалась в самостоятельную политическую организацию со своим ЦК -- "Союз Спартака". 28--29 декабря 1918 г., конференция спартаковцев объявила себя учредительным съездом Коммунистической партии Германии ("Союз Спартака"). Какое-то время за германскими коммунистами, возглавлявшимися К. Либкнехтом, Р. Люксембург, Ф. Мерингом и др., сохранялось имя спартаковцев .} Но она не сделала этого. Напротив, она выработала предложения по социализации, включающие изолированную национализацию отдельных отраслей, начиная с добычи и торговли углем. То, что комиссия при этом избегала использовать термин "огосударствление", не имеет никакого значения. Предложение комиссии сделать собственником социализированной угольной промышленности не германское государство, а "Германское угольное общество" -- не более чем юридическая казуистика. Когда комиссия заявила, что эта собственность должна рассматриваться только "в формально-юридическом смысле", поскольку "Угольное общество" не будет "располагать возможностями частного нанимателя и, значит, не сможет эксплуатировать рабочих и потребителей" [Ibid. , S. 37], она использовала самые пустые уличные лозунги. На деле и весь отчет представлял собой не что иное, как набор популярных ошибочных представлений о пороках капитализма. Единственное, чем угольная промышленность, социализированная в соответствии с предложениями большинства членов комиссии, должна была отличаться от других общественных публичных предприятий, -- это высшее руководство. Во главе угольных шахт должно стоять не какое-то должностное лицо, но составленная по определенный правилам коллегия. Parturiunt montes, nascetur ridiculus mus ! {латинская поговорка "Гора родила мышь" (буквально: "Рожают горы, а родится смешная мышь")}.

Итак, нельзя считать отличительным признаком государственного социализма признание государства организатором общественного хозяйства, поскольку никакого иного социализма просто нельзя вообразить. Семантический анализ этого термина может помочь нам не больше, чем анализ корневых значений слов, составляющих термин "метафизика", поможет пониманию самой метафизики. {Мета -- по-гречески "за", "после"; физика -- от "физис" (природа). Александрийский библиотекарь Андроник Родосский в I в. до н. э., комментируя Аристотеля, расположил все его труды в тематическом порядке. Философские работы он поместил после трупов о природных явлениях, соответственно назвав их метафизикой -- "тем, что после физики".} Следует задаться вопросом: какой смысл связывали с этим выражением те, кого принято считать последователями движения за государственный социализм, т. е. радикальные этатисты.

Этатистский социализм отличается от всех других социалистических систем в двух пунктах. В противоположность многим другим социалистическим течениям, которые мечтали о наибольшем возможном равенстве в распределении общественного дохода между людьми, государственный социализм делает основой распределения заслуги и ранг индивидуума. Излишне говорить, что суждение о достоинствах чисто субъективно по природе своей и никоим образом не допускает научной проверки. Этатизм имеет вполне определенные представления об этической ценности отдельных групп в обществе. Он преисполнен почтения к монархии, знати, крупным землевладельцам, священнослужителям, профессиональным солдатам, особенно офицерству, и чиновничеству. Привилегированные позиции с некоторыми оговорками предоставляются также ученым и художникам. Крестьяне и ремесленники занимают скромное место, а еще ниже располагаются обычные работники ручного труда. На самом дне -- ненадежные элементы, недовольные тем кругом деятельности и доходов, которые им предоставлены этатистским планом, и стремящиеся улучшить свое материальное положение. Этатист строит мысленную иерархию подданных своего будущего государства. Более благородный будет иметь больше власти, больше почета и больший доход, чем менее благородный. Что благородно и что неблагородно, будет определяться прежде всего традицией. Для этатиста самое плохое в капитализме то, что при нем распределение дохода не соответствует государственной шкале ценностей. То, что торговец молоком или фабрикант брючных пуговиц может иметь доход больший, чем отпрыск благородной семьи, чем тайный советник или лейтенант, кажется ему нетерпимым. Чтобы исправить это положение дел, капиталистическая система должна быть заменена этатистской.

Со стороны этатистов эта попытка удержать традиционный порядок социальных рангов и этических оценок различных классов никоим образом не предполагает передачи всех средств производства в формальную собственность государства. Это было бы, с точки зрения этатистов, полным ниспровержением исторически сложившегося порядка. Только большие предприятия подлежат национализации, и даже здесь необходимы исключения для крупных землевладений, особенно для наследственной семейной собственности. В сельском хозяйстве, как и на малых и средних промышленных предприятиях, частная собственность, по крайней мере на словах, должна сохраниться. Точно так же, с некоторыми ограничениями, следует сохранить поле деятельности для свободных профессий. Но все предприятия должны стать по существу государственными заведениями. Аграрий сохранит за собой титул собственника, но ему будет запрещена "эгоистичная ориентация только на мелочную прибыль"; на нем лежит "долг осуществлять цели государства" . Ведь сельское хозяйство, согласно этатисту, есть общественное дело. "Аграрий -- это государственный служащий и должен по совести или предписаниям государства делать то, что необходимо. Если он получает довольно для того, чтобы содержать себя и удовлетворять свои нужды, значит, он имеет все, что может требовать". [Там же, С. 2 (цит. по: Waltz, Ор cit. , S. 21); см. также Lenz, Agrarlehre und Agrarpolitik der deutschen Romantik , Berlin, 1912, S. 84. Подобные же высказывания можно встретить у князя Алоиза Лихтенштейна (см. у Nitti, Le Socialisme Cathollque , Paris, 1894, S. 370 ff.). {Лихтенштейн Алоиз (1847--1920) -- князь, лидер австрийской партии христианских социалистов.}] То же самое приложимо к труду ремесленников и торговцев. В системе государственного социализма точно так же, как и в любом другом социализме, почти нет места для независимого предпринимателя, свободно владеющего средствами производства. Власти устанавливают цены и определяют, что, как и в каком количестве должно производиться. Здесь невозможна спекуляция ради получения "чрезмерной" прибыли. Чиновники проследят, чтобы никто не получал больше "положенного", т. е. такого дохода, который соответствует его социальному рангу. Любой излишек будет "срезан".

Марксистские авторы также утверждают, что для торжества социализма не обязательно передавать непосредственно в общественную собственность малые предприятия. На самом деле они считают это просто неосуществимым; обобществить малые предприятия можно лишь так, чтобы, оставив их формально в собственности прежних владельцев, всесторонне подчинить государственному надзору. Каутский говорит, что "ни один серьезный социалист не требовал никогда, чтобы крестьяне были экспроприированы или чтобы их земли были конфискованы" . Не предлагает также Каутский и обобществления мелких производителей путем экспроприации их собственности [Ibid. , P. 35 <там же , С. 145>]. Крестьяне и ремесленники встроятся в механизм социалистического общества так, что производство и цены на их продукцию будут определяться властью, а номинальными собственниками будут по прежнему они сами. Уничтожение свободного рынка преобразит их из независимых собственников и предпринимателей в функционеров социалистического общества, отличающихся от прочих граждан только формой вознаграждения . Значит, формальное сохранение остатков частной собственности на средства производства нельзя рассматривать как исключительную особенность системы государственного социализма. Характерной для него является только степень использования этого метода упорядочения социальных условий производства. Уже было сказано, что этатизм в общем предполагает формально оставить собственность крупным землевладельцам, за исключением, возможно, собственников латифундий. Еще важнее то, что этатисты исходят из предположения, что большая часть населения найдет занятость в сельском хозяйстве и малом бизнесе, а сравнительно меньшая -- будет занята непосредственно на крупных государственных предприятиях. Этатизм противоположен ортодоксальному марксизму, представленному Каутским, не только убеждением, что малые крестьянские хозяйства не менее продуктивны, чем большие сельскохозяйственные предприятия, но и верой, что в промышленности малые предприятия также имеют большие возможности развития бок о бок с крупными предприятиями. Это второе характерное отличие государственного социализма от других социалистических систем, особенно от социал-демократии.

Вряд ли есть нужда уточнять картину идеального государства, как оно преподносится социалистами-государственниками. Десятилетиями почти по всей Европе это был внутренний идеал миллионов, знакомый каждому, пусть даже четко и не определенный. Это социализм миролюбивых, лояльных государственных чиновников, землевладельцев, крестьян, мелких производителей и множества рабочих и служащих. Это социализм профессоров -- знаменитый катедер-социализм, это социализм художников, поэтов, писателей той эпохи в истории искусства, когда уже сделались явными признаки упадка. Это социализм, который поддерживали церкви всех исповеданий. Это социализм цезаризма и империализма, идеал так называемой социальной монархии. {Вышедший ныне из употребления термин "цезаризм" широко применялся в конце XIX -- начале XX в. для обозначения абсолютистской диктатуры узурпатора, пришедшего к власти, опираясь на армию и используя демократические институты. Классический пример цезаризма -- правление Наполеона III, который в 1848 г. был избран президентом Франции, в 1851 г. с помощью военных совершил государственный переворот и в 1852 г. был провозглашен императором. Для цезаризма характерно заигрывание с низшими слоями населения -- ремесленниками, крестьянами, мелкими торговцами. В близком значении употребляется здесь Мизесом и термин "империализм" . Исходя из политики того же Наполеона III, равно как и политики Бисмарка в Германской империи, империализмом именовали нередко попытки сочетания сильной монархической власти с элементами демократического устройства и государственной социальной защиты малоимущих. Отсюда, в частности, характеристика Германской империи конца XIX в. как социальной монархии.} Именно в нем политика большинства европейских, особенно германского, государств провидела отдаленную цель человеческих усилий. Это общественный идеал эпохи, которая подготовила великую мировую войну и рухнула вместе с нею.

Социализм, который распределяет общественный доход в соответствии с заслугами и рангом, может быть представлен только в формах государственного социализма. Система распределения подчинена той единственной, достаточно популярной иерархии, которая способна не возбудить всеобщей оппозиции. Хотя она менее чем многие другие, способна выдержать рациональную критику, все же она санкционирована временем. И поскольку государственный социализм стремится к увековечению этой иерархии и старается предотвратить любые изменения в общественном устройстве, вполне оправданно нередкое обозначение его как "консервативного социализма". [Андлер {Андлер Шарль (1866--1933) -- французский философ, критик марксизма} особенно выделяет эту черту государственного социализма (Andler, Les Origines du Socialisme d"Etat en Allemagne , 2 ed., Paris, 1911, P. 2).] Фактически он больше любой другой формы социализма обременен представлениями о возможности полного оцепенения и неподвижности экономических отношений: его последователи рассматривают всякое изменение в экономике как излишнее и даже вредное. Такой установке соответствует метод, который этатизм намерен использовать для достижения своих целей. Если марксистский социализм собирает тех, для кого все надежды на будущее связаны только с кровавым революционным переворотом, то в государственном социализме выразились идеалы тех, кто вызывает полицию при малейшем беспорядке. Марксизм полагается на безошибочное суждение пролетариата, исполненного революционным духом. Этатизм -- на непогрешимость господствующей власти. Тех и других объединяет вера в политический абсолютизм, всегда и заведомо непогрешимый.

В противоположность государственному муниципальный социализм не представляет собой особой формы социалистического идеала. Муниципализация предприятий не рассматривается как общий принцип новой организации экономической жизни. Она должна охватить только предприятия, сбывающие свою продукцию на ограниченном местном рынке. В жесткой системе государственного социализма муниципальным предприятиям отводится роль исполнителей распоряжений центральной администрации. Они могут быть свободными не в большей мере, чем те сельскохозяйственные и промышленные предприятия, которым будет позволено остаться в частном владении.

Сама концепция «государственного социализма» впервые появилась в середине XIX века. Именно её придерживался основатель первой политической организации немецких рабочих Ф. Лассаль. К ней же позже склонялись влиятельные лица в руководстве Германской социал-демократической рабочей партии. Основное течение «государственного социализма» видело выход в том, чтобы добиться решающей помощи рабочим ассоциациям со стороны германского государства (в то время ещё даже не вполне буржуазного). В те годы правительство канцлера Бисмарка стало обращать в собственность государства некоторые предприятия и даже целые отрасли национального хозяйства, создавая госмонополии. Приверженцы «государственного социализма» горячо аплодировали таким мероприятиям. Они считали, что этот курс может, в конце концов, привести страну к социализму. Появилось множество публикаций с теоретическим обоснованием этой первой практики «государственного социализма» и предложениями по её дальнейшему развитию. Видными теоретиками «государственного социализма» выступили, в частности, К. Родбертус-Ягецов и Е. Дюринг. Именно взгляды последнего и критиковал Энгельс в своей известной книге «Анти-Дюринг».

Рассматривая то, что капиталистическое государство вынуждено брать на себя управление крупнейшими корпорациями, Энгельс отмечал: «Я говорю «вынуждено», так как лишь в том случае, когда средства производства или сообщения действительно перерастут управление акционерных обществ, когда их огосударствление станет экономически неизбежным, только тогда – даже если его совершит современное государство – оно будет экономическим прогрессом, новым шагом по пути к тому, чтобы само общество взяло в свои владения все производительные силы. Но в последнее время, с тех пор как Бисмарк бросился на путь огосударствления, появился особого рода фальшивый социализм, выродившийся местами в своеобразный вид добровольного лакейства, объявляющий без околичностей социалистическим всякое огосударствление, даже бисмарковское. Если государственная табачная монополия есть социализм, то Наполеон и Меттерних несомненно должны быть занесены в число основателей социализма».

В 1881 году Энгельс писал известному немецкому социал-демократу Э. Бернштейну следующее:

«(...) Это чисто корыстная, манчестерски-буржуазная фальсификация - называть «социализмом» всякое вмешательство государства в свободную конкуренцию: покровительственные пошлины, гильдии, табачную монополию, огосударствление отдельных отраслей промышленности, прусский государственный банк, королевский фарфоровый завод. Мы должны подвергать это критике, а не принимать на веру. Если же мы сделаем последнее и построим на этом теоретическую систему, то она рухнет вместе со своими предпосылками, рухнет при простом доказательстве, что этот мнимый социализм является всего лишь феодальной реакцией, с одной стороны, и предлогом для выкачивания денег - с другой, а его косвен­ная цель - превратить возможно большее число пролетариев в зависимых от государства чиновников, пенсионеров и организовать наряду с дисциплинированной армией солдат и чиновников такую же армию рабочих. Принудительные выборы под наблюдением назначенного государством начальства вместо фабричных надсмотрщиков - хорош социализм! Но к этому непременно придешь, если поверишь буржуазии в том, чему она сама не верит, а только прикидывается, что верит: будто государство - это социализм!»

«(...) Из этой книги (Дж.-В.-Б. Мани «Ява, или как управлять колонией», Лондон 1861, 2 тома. – ред. ЛП ) видно, как голландцы на основе древнего общинного коммунизма организовали производство государственным путем и обеспечили людям вполне удобное, по их понятиям, существование. В результате народ удерживают на ступени первобытной тупости, а в пользу голландской государственной казны поступает 70 миллионов марок ежегодно (теперь, наверное, больше). Случай в высшей степени интересный, и из него легко извлечь практические уроки. Между прочим, это - доказательство того, как первобытный коммунизм на Яве, как и в Индии, и России, образует в настоящее время великолепную и самую широкую основу для эксплуатации и деспотизма (пока его не встряхнет элемент современного коммунизма). В условиях современного общества он оказывается столь же кричащим анахронизмом (который должен либо быть устранен, либо же получить дальнейшее развитие), как и независимая община - марка старых кантонов».

Под влиянием Энгельса в конце 1880-х гг. в Германской социал-демократической рабочей партии развернулась борьба против приверженцев «государственного социализма». Опираясь на критику классика и осознав последствия расширения контрреволюционной практики «госсоциализма» руководство партии даже записало следующий пункт в Проект Эрфуртской Программы 1891 г.: «Социал-демократическая партия не имеет ничего общего с так называемым государственным социализмом, системой огосударствления в фискальных целях, которая ставит государство на место частного предпринимателя и тем самым объединяет в одних руках силу экономической эксплуатации и политического угнетения рабочего» . Этот пункт, разумеется, целиком был одобрен Энгельсом. В результате борьбы на самом Эрфуртском съезде влиятельные сторонники «государственного социализма» оказались в меньшинстве, и не смогли навязать партии свои взгляды. Но делегаты съезда решили не включать этот пункт в Программу, чтобы предотвратить возможный раскол.

Компромиссное решение немецких эс-деков отрицательно сказалось на идейных основах РСДРП. Ведь в начале своего пути российская партия марксистов во многом равнялась именно на германскую социал-демократию и её партийную программу. Отсутствие такого предупредительного программного пункта стало одной из причин того, что большевики эволюционировали в направлении новой «госсоциалистической» практики, положив начало крайнему течению «государственного социализма». После Великого Октября его приверженцы, разрушив старое государство, создали новое с полным огосударствлением промышленности и значительного сектора сельского хозяйства. Так сомкнулись две практики «госсоца» - контрреволюционно-эволюционистская бисмаркского типа и радикально-революционная большевиков. На место частного предпринимателя стало Советское государство...

Таким образом, именно «государственный социализм» оказался востребован рабоче-крестьянской революцией в капиталистически неразвитой России. А также других подобных странах, оказавшихся перед необходимостью революционной экспроприации мелких собственников в пользу ускоренно создаваемой государством крупной национальной индустрии. Именно фракция «государственных социалистов» в РКП(б) лихо разгромила все другие фракции и стала безраздельно определять курс партии и всего СССР. Причем, показательно, что борьба с левыми и правыми оппозициями в РКП(б)-ВКП(б) далась им относительно легко. В большинстве партийных дискуссий 1920-х годов, когда у большевиков разгорелась решающая борьба фракций, оппозиционеры обычно набирали не более 5 % голосов. Политическая революция рабочих и крестьян стала жить и развиваться по законам «государственного социализма»...

Теоретическое обоснование и отражение экономической системы, сложившейся в СССР, а затем и в других странах Европы и Азии, где установился коммунистический режим, официально именовалось марксистско-ленинской концепцией социализма (в СССР и его европейских сателлитах с 30-х по начало 50-х гг. «марксистско-ленинская» заменялась на «ленинско-сталинскую», а в послевоенном Китае - на «маоистскую») За пределами комму­нистическою мира эта теория называлась концепцией государствен­ного социализма.

Экономической основой социалистического общества была объявлена государственная собственность. На первых порах когда и странах, где пришли к власти ком­мунисты, еще существовала многоукладная экономика, а государстве рассматривалось как форма диктатуры пролетариата, государственная собственность истолковывалась как собственность рабочего класса Когда же многоукладность была практически ликвидирована, а государство объявлено выражающим интересы всего народа, го­сударственная собственность была отождествлена с общенародной.

Владимир Ильич Ленин (1870-1924), заложивший основы эко­номической теории государственного социализма, отвергал как про­тиворечащую марксизму идею передачи собственности на фабрики и заводы коллективам работников этих предприятий. Неприемлемой была объявлена и «синдикализация» собственности, т е передача ее профсоюзам или любым другим объединениям производителей.

По Ленину, только государство становится верховным субъектом общественной собственности и потому неизбежно принимает на себя функции непосредственного управления экономикой. Будучи единым собственником, государство получает реальную возможность планомерной организации производства и распределения в масштабе страны. Такая планомерная организация означает в принципе устра­нение диспропорций в хозяйстве и недопущение их возникновения в будущем, максимально эффективное использование материальных и трудовых ресурсов, возможность сосредоточения сил и средств на наиболее важных и перспективных участках.

Централизованное плановое управление устраняет стихию рынка с его конкуренцией, ликвидирует цикличность развития экономики и кризисы перепроизводства.

Поскольку на смену множеству частных собственников при­ходит единый собственник, купля-продажа устраняется. Товарно-денежные отношения сменяются плановым распределением благ. В.И.Ленин считал возможным существование товарно-денежных отношений в период перехода к социализму, когда сохраняются еще мелкие собственники - крестьяне и ремесленники, а также утерявшие господствующее положение капиталистические пред­приятия. При этом даже для этого периода, по мнению Ленина, предпочтительней был бы безденежный товарообмен как переход­ная форма от капиталистической торговли к социалистическому продуктообмену. Но для отсталой России, особенно в условиях разрухи, безденежный товарообмен он считал нереальным. Что касается отношений между отдельными объектами государствен­ной собственности, то они, не будучи товарными по существу, сохраняют на некоторое время товарно-денежную форму. Деньги служат для учета и контроля движения ресурсов и произведенных продуктов. Некоторые российские экономисты марксистской школы шли дальше и предлагали в начале 20-х гг. отказаться от денежного учета и перейти к прямому учету в трудовых единицах, сокращенно - в «тредах».

В последний период своей жизни В.И.Ленин существенно из­менил взгляд на социализм. Это касалось прежде всего отношения к кооперации производителей. Раньше он полностью разделял пред­ставления К. Маркса о производственной кооперации как переходной форме от капиталистического способа производства к социалистическому. Теперь Ленин объявляет кооперативную собствен­ность социалистической, но лишь в том случае, если кооперативы существуют на земле, принадлежащей государству, и при господстве государственной собственности на основные сред­ства производства.

Видный теоретик марксизма Николай Иванович Бухарин (1888-1938) также придерживался в 20-е гг. концепции бестоварного социализма, использования пря­мого продуктообмена. Однако в начале 30-х гг. он эволюционирует в сторону признания торговли при социализме. Поскольку в 1929-1933 гг. в деревне в СССР была осуществлена сплошная коллекти­визация, в стране сложились две формы собственности, признава­емые социалистическими: в городе преобладала государственная (ко­оперативная была здесь представлена объединениями ремеслен­ников-кустарей), а на селе - кооперативная в виде колхозов (государственная здесь в форме совхозов играла вторую скрипку). Согласно Бухарину, рынок принципиально изменился. Торговля из инструмента связи между социалистической промышленностью и множеством индивидуальных крестьянских хозяйств преврати­лась в инструмент связи государственных и кооперативных единиц, направляемых в их развитии единой «организующей централизо­ванной волей». Товарооборот перестал быть синонимом рыночной стихии.

В 30-х, 40-х и в начале 50-х гг. теоретическое обоснование госу­дарственного социализма, анализ его экономического механизма и перспектив дальнейшего развития были связаны с именем Иоси­фа Виссарионовича Сталина (1879-1953), хотя в действительности многие сталинские положения были заимствованы им, в том числе и у политических противников, чьи труды были изъяты из обращения.

Сталин целиком разделял ленинскую концепцию государствен­ного социализма. Признавая кооперативную собственность социа­листической, он подчеркивал ее «второсортность» ввиду более низ­кого уровня обобществления средств производства. Последова­тельно социалистической призна­валась только государственная форма собственности. Со второй половины 40-х гг. теоретическое представление о социалистичес­кой неполноценности кооперативной собственности начинает на- х одить практическое воплощение: промысловая кооперация в СССР административно-волевым решением ликвидируется, а ее предпри­ятия объявляются государственной собственностью. В работе «Эко­номические проблемы социализма в СССР» (1951) Сталин утверж­дает, что колхозная собственность становится тормозом развития производительных сил и должна быть превращена в общенарод­ную. Если в 30-40-е гг. предполагалось, что слияние двух форм собственности произойдет на высшей фазе развития, когда социа­лизм перерастет в коммунизм, то в начале 50-х гг. провозглашается такое слияние еще при социализме.

Товарно-денежное обращение Сталин связывает с наличием двух форм собственности. Внутри государственного сектора отношения между предприятиями лишь формально носят товарный облик. Эго - форма без содержания. Товарное производство есть произ­водство на свободный рынок. Средства производства, изготовля­емые государственными предприятиями, распределяются по плану. Рынок не диктует этим предприятиям ни цен, ни размеров выпуска, ни поставщиков сырья и полуфабрикатов. Поэтому эти средства производства товаром не являются, и закон стоимости здесь по существу не действует. К концу жизни Сталин склонился к выводу, что и в отношениях между государственными и кооперативными пред­приятиями можно и нужно отказаться от торговли и перейти к прямому продуктообмену. Торговля, по его мнению, препятствует слиянию двух форм собственности при социализме. Таким образом, с одной стороны, необходимость товарно-денежных отношений при соци­ализме выводилась из наличия двух форм собственности, а с другой стороны, ликвидация этих отношений должна была предшествовать устранению дуализма собственности при социализме.

Регулятором производства при государственном социализме явля­ется не рынок, а жесткий всеохва­тывающий народнохозяйственный план. По Сталину, в социалисти­ческой экономике действует объ­ективный, от воли и желания лю­дей не зависящий закон планомерного, пропорционального раз­вития хозяйства. Разрабатываемые государственной администра­цией планы должны соответствовать требованиям этого закона, т.е. обеспечивать полную сбалансированность отраслей хозяйства, про­изводственных нужд и ресурсов, выпуска продукции и каналов ее распределения, производства и потребления и т. п. Именно в централизованно устанавливаемой планомерности и пропорциональ­ности виделось важнейшее экономическое преимущество государствен­ного социализма.

Элемент стихийности, неподвластности плану допускался только в сфере распределения предметов личного потребления через тор­говлю.

Сталин внес своеобразный вклад в теорию спроса: закономер­ностью социализма он объявил постоянное превышение платеже­способного спроса населения над предложением потребительских товаров. Такое соотношение, утверждал он, будет стимулировать расширение производства, причем непосредственно, а не через механизм цен, поскольку цены при социализме устанавливаются в централизованном порядке и стабильны (государство с определен­ной периодичностью проводит общий пересмотр цен, как правило, в сторону снижения). Иными словами, дефицит потребительских благ провозглашался закономерной и притом положительной чертой социалистического общества.

Поскольку государственная собственность была объявлена собст­венностью всего рабочего класса, а впоследствии - всего народа, отношения найма рабочей силы отрицались. Из теории исключалась проблема цены труда как фактора производства. Вся выпущенная продукция - достояние государства. Какая часть ее пойдет на расширение производства, образование страховых запасов, содер­жание армии, народное просвещение и другие социальные нужды, а какая часть поступит в распределение между работниками, опре­деляется только высшими государственными органами. В своих решениях они исходят исключительно из соображений целесооб­разности. В теорию были введены понятия «продукт для себя» и «продукт для общества», однако в самой концепции государствен­ного социализма исключалась возможность как-то нормировать, объективно обосновать количественное соотношение продуктов для себя и для общества.

В первые годы советской власти одни российские марксисты следовали утверждению Ф. Энгельса, что в социалистическом об­ществе распределение будет осуществляться только по количеству труда. Другие настаивали на уравнительном распределении как более справедливом. Ими был выдвинут лозунг: «Ударность в труде, уравнительность в потреблении». Но все они делали особый упор на моральные стимулы к труду. Исходя из практики, уже В.И. Ленин пришел к выводу о необходимости оплаты труда не только по его количеству, но и по качеству, т. е. с учетом квалификации работника, его индивидуального мастерства. Однако в концепции государствен­ного социализма остался расчет на энтузиазм, на социалистичес­кое соревнование (оно рассматривалось как эффективная замена конкуренции).

Проблема земельной ренты в теории государственного социализма неоднократно пересматривалась. Во второй половине 20-х гг. не­которые марксисты признавали существование при социализме абсолютной ренты. Они опирались на положение К. Маркса, что присвоение ренты есть форма реализации собственности на землю, причем это необязательно должна быть частная собственность. При государственной собственности на землю абсолютная рента при­сваивается государством. После выступления Сталина в 1929 г. против признания абсолютной ренты при социализме она была исключена из теории. Что касается дифференциальной ренты, то большинство экономистов в 20-е гг. признавало ее сущест­вование при социализме. В 30-е гг. официальной стала обратная точка зрения: поскольку рыночные отношения в сельском хозяй­стве и в добывающих отраслях заменяются плановым началом, а ни колхозы, ни совхозы, ни горнодобывающие предприятия не являются собственниками земли, рентные отношения устраняют­ся. Затем наступил новый поворот: отрицание дифференциальной ренты при социализме было признано ошибкой.

После смерти Сталина и критики культа его личности на XX съезде коммунистической партии Советского Союза некоторые элементы модели государственного социализма подверглись пересмотру. Сдвиги произошли главным образом в сторону признания большей роли то­варных отношений. В этом отношении теория шла в ногу с эконо­мической политикой: была разрешена продажа орудий производ­ства колхозам, введены элементы оптовой торговли средствами про­изводства. Прибыль признавалась стимулом для государственных предприятий. По существу, была «реабилитирована» норма прибы­ли (под именем нормы рентабельности) как показатель эффектив­ности производства. Однако основные положения концепции го­сударственного социализма остались неприкосновенными.

Некоторые сторонники новой ис^ горической школы с целью ослабить революционный накал маскз изображали германское прусско-юнкерское государство в качестве «государственного социализма». Они выдавали за социалистическое любое предприятие, находящееся в собственности государства.

Правительство Бисмарка в тот период осуществило ряд мер по передаче железнодорожного транспорта в собственность государства и огосударствлению табачной промышленности. Эти меры были объявлены буржуазными экономистами социалистическими. Буржуазные апологеты совершенно игнорировали при этом классовую природу капиталистического государства и не ставили вопрос, в интересах какого класса осуществлялись указанные меры.

Вымыслы о государственном социализме подверглись критике Ф. Энгельсом в работе «Анти-Дюринг». Он писал, что с тех пор как Бисмарк перешел на путь огосударствления, появился особого рода фальшивый социализм, выродившийся местами в своеобразный вид добровольного лакейства и объявляющий социализмом всякое превращение средств производства в государственную собственность. Ф. Энгельс отмечал, что «если государственная табачная монополия есть социализм, то Наполеон и Меттерних несомненно должны быть занесены в число основателей социализма»89, поскольку они тоже осуществляли огосударствление некоторых средств производства.

В. Зомбарт - идеолог германского капитализма. С новой исторической школой был тесно связан крупнейший немецкий вульгарный буржуазный экономист В. Зомбарт (1863-1941) - профессор Бреславльского, а затем Берлинского университетов. Он является автором работ «Социализм и социальное движение в XIX веке» (1897), «Современный капитализм» (1902), «Строй хозяйственной жизни» (1926) и др. В. Зомбарт считал себя учеником Г. Шмолле- ра и придерживался методологии исторической школы. Однако в отличие от Г. Шмоллера он не был сторонником крайнего эмпиризма. В. Зомбарт остро реагировал на изменение соотношения сил в капиталистическом мире и условий классовой борьбы, он быстро откликался на проблемы, возникавшие перед буржуазией в данный конкретный период. В связи с этим ему не раз приходилось менять свою тактику, приемы и взгляды.

Как идеолог германского капитализма, В. Зомбарт вслед за движением последнего совершает эволюцию от апологии буржуазной демократии домонополистической эпохи к защите политики откровенной реакции империализма, фашистского режима. Пер-т вые работы В. Зомбарта были нанисаны в период, когда марксизм уже одержал решающую победу над другими течениями и превратился в ведущее направление в рабочем движении Германии. Принимая во внимание это обстоятельство, В. Зомбарт использует метод заигрывания с марксизмом. В своих первых работах он маскировался под «марксистского исследователя» и продолжателя дела К. Маркса, чтобы под этой маской опорочить марксизм и выхолостить из него революционное содержание.

В. И. Ленин в своих трудах характеризует В. Зомбарта конца XIX - начала XX в. как теоретика и «идейного вождя либерализма», отмечая при этом, что Зомбарт, а также Брентано отлично понимают, что рабочее движение нельзя уничтожить, поэтому они все силы прилагают к тому, чтобы направить это движение по приемлемому для буржуазии пути.

Обострение классовой борьбы в эпоху общего кризиса капитализма обусловило переход либеральной буржуазии на позиции реакции, применение ею при определенных условиях методов фашистской диктатуры. В. Зомбарт, начав с заигрывания с марксизмом, закончил свою деятельность на стороне реакции и фашизма. В своей книге «Герои и торговцы» (1915) он развивал расовую теорию, проповедовал милитаризм и шовинизм. После захвата власти фашизмом в Германии В. Зомбарт выпустил книгу «Немецкий социализм» (1934), в которой содержалась попытка теоретически обосновать фашистскую экономическую программу. В книге «О человеке» (1938) В. Зомбарт изложил расовую концепцию, согласно которой люди сортируются по расовым признакам, по типам и формам строения черепа.

В своих работах В. Зомбарт все общественные явления рассматривал с идеалистических позиций. В качестве первоосновы исторического развития В. Зомбарт признавал движение «духа», который у него предопределяет явления материального мира. Ка^ гштализм, по его концепции, есть проявление и продукт особого, капиталистического духа. Идеалистические воззрения В. Зомбарта привели его к отрицанию объективных законов общественного развития. Он утверждал, что жизнь буржуазного общества подчинена случайным обстоятельствам, что его законы непознаваемы, а следовательно, не могут быть предметом научного анализа.

В. Зомбарт далее фальсифицировал сущность политико-экономических категорий, выхолащивал их социально-экономическое содержание. Так, категорию стоимости он пытался представить как существующую только в сознании, оторванную от реальной действительности и «нигде не проявляющуюся». Если в первых своих работах В. Зомбарт считал, чгс стоимость может быть использована лишь как «рабочая идея», как «мысленный факт», необходимый для разрешения целого ряда проблем политической экономии, то в последующих монографиях («Три политические экономии», 1929) он заявлял, что понятие стоимости не может быть использовано даже и как «рабочая идея» в силу того, что оно будто бы сильно «скомпрометировано». Прибавочную стой* мость В. Зомбарт представлял в виде «теоретического символа», абстракции, используемой только для удобства анализа. Интерпретируя капитал как «понятие, выражающее господствующую психологию», ом отрицал эксплуатацию наемного труда при капитализме и действительный источник происхождения прибавочной стоимости. «Утверждать, - пишет Зомбарт, - что класс наемных рабочих получает меньше произведенной им стоимости, т. е. меньше дохода своего труда, значит утверждать бессмыслицу, так как такой поддающейся выделению суммы не существует»1.

К. Маркс в своих работах показал процесс создания прибавочной стоимости, раскрыл источник ее происхождения и дал математическое выражение категории прибавочной стоимости.

Определение нормы прибавочной стоимости позволило К. Марксу устано- РИТЬ степень эксплуатации рабочей силы капиталом. В. Зомбарт же защищал раскритикованную К. Марксом теорию «трех факторов производства», отстаивал «совокупность их действия», стремясь замаскировать эксплуатацию рабочих капиталистами.

Будущее общество В. Зомбарт изображал в виде «социального плюрализма», согласно которому капитализм якобы в перспективе будет постепенно преобразован в так называемое смешанное хозяйство, в котором будут параллельно существовать несколько хозяйственных форм: капитализм, кооперативное хозяйство, общественное хозяйство, ремесло и крестьянское хозяйство. К социалистическим формам Зомбарт относил кооперативные и общественные предприятия, которые, по его словам, должны вобрать и удержать в себе ценные свойства капитализма. Капитализм же будет постепенно перестраиваться изнутри и станет устойчивее, спокойнее, разумнее. При этом Зомбарт заявлял, что между «стабилизированным», «урегулированным» капитализмом и социализмом якобы не существует никакой разницы, вследствие чего рабочие капиталистических стран будто не заинтересованы в социалистическом обществе.

В действительности все названные Зомбартом формы хозяйства в условиях частнокапиталистической собственности имеют буржуазный характер. «Смешанная экономика», или «социальный плюрализм», представляет собой экономику государственно-монополистического капитализма. Теория «социального плюрализма» является одной из попыток отвлечь рабочий класс от революционной борьбы посредством пресловутых идей о «возможности мирного врастания капитализма в социализм».

«Социальное направление». Существенное влияние новая историческая школа оказала на образовавшееся в 90-х годах в Германии так называемое социальное направление в политической экономии. Главными представителями этого направления были

«Социальное направление» отразило в своих теориях задачи, вытекающие из усиления вмешательства буржуазного государства в экономическую жизнь и из экспансионистских устремлений германских монополий. Кроме того, представители этого направления учли то обстоятельство, что с победой марксизма в рабочем движении прежние методы защиты капитализма со стороны вульгарной буржуазной политической экономии потерпели неудачу. В связи с этим представители «социального направления» на первый план выдвигали такие социальные науки и явления, как право, этика, обычаи. В качестве основы экономических процессов они рассматривали правовые отношения людей, происхождение которых объяснялось влиянием религии. В действительности правовые отношения являются отражением, оформлением существующих уже производственных отношений в юридических законах и нормах. Выдвигая в качестве основы экономики право, которое подчиняется лишь этическим нормам, представители «социального направления» пришли к выводу о том, что экономика регулируется «свободной волей человека», его «этическими идеалами» и что эти идеалы состоят в неприкосновенности частной собственности, «обоснованной», по их словам, не только с индивидуальной, но и с общественной и моральной точек зрения.

Экономические категории сторонники «социального направления» рассматривали только как правовые отношения. Они выхолащивали при этом материально-объективное содержание экономических понятий и объясняли их с идеалистических позиций. Противопоставляя теории трудовой стоимости Маркса свои концепции, Шгольцман заявлял, будто труд представляет собой натуральную категорию, которая регулируется моральными факторами. Выдавая объективную экономическую категорию стоимости за «субъективную ценность», авторы «социальной школы» обусловливали существование этой категории правовыми отношениями. «Ценность, - пишет Р. Штаммлер, - имеет значение только для обмена товаров на основе нашего существующего правопорядка»90. Подобно категории стоимости капитал определяется как некая «историко-правовая» категория, не связанная с отношениями эксплуатации наемного труда капиталом.

Чтобы скрыть эксплуатацию в капиталистическом обществе, сторонники «социального направления» утверждали, что капиталисты и рабочие выполняют социальные функции, определяемые высшим социально-этическим принципом. Доля отдельных представителей этих классов определяется важностью выполняемых ими функций. Таким путем капиталист представлен в роли обще- стренного уполномоченного, состоящего на службе общества. В итоге делался вывод, что определенная часть общественного продукта обязана своим происхождением не труду рабочих, а деятельности капиталистов. При этом автор приведенных рассуждений Р. Штольцман заявлял, что в результате так называемого классового обмена в капиталистическом обществе происходит никелировка положения рабочих и капиталистов, стирается грань между классами, часть капиталистов разоряется, а часть рабочих превращается в капиталистов. По Р. Штольцману, положение «предельного» капиталиста, т. е. капиталиста, получающего наименьший доход, практически не отличается от положения хорошо оплачиваемого рабочего. Подобная аргументация является попыткой затушевать классовые противоречия при капитализме, обосновать апологетическую идею «гармонии интересов». Антагонизм интересов рабочих и капиталистов Р. Штольцман трактует как противоречия между исполнителями и организаторами, имеющими неодинаковые способности. Он выступал против борьбы рабочих за повышение заработной платы, утверждая, что рабочий и капиталист одинаково заинтересованы в достижении прожиточного минимума и нельзя поэтому повышать заработную плату за счет соответствующего понижения прибыли. 1.

Госуда́рственный социали́зм (нем. Staatssozialismus ), в истории экономических учений и политологии - классификационная группа, в которую относятся теории перехода к социализму осуществляемого путём частных реформ, активного вмешательства государства в экономику и социальные отношения, огосударствления средств производства и т. п., не предполагая изменения основ реформируемого строя .

Историография связывает начало разработки концепций государственного социализма с именами Л. Блана (Франция), К. Родбертуса и Ф. Лассаля (Германия). В России это направление поддерживали и развивали И. И. Янжул и его ученик, преемник по университетской кафедре И. Х. Озеров . В части так называемого «муниципального социализма» активным разработчиком проблематики в России был М. Д. Загряцков .

Рассматривая идеи государственного социализма, формулировавшиеся учёными в контексте принадлежности всей совокупности трудов каждого из них к тому или иному генеральному направлению социально-экономической мысли, можно различать два варианта.

Экономическая теория может быть взята на вооружение государством в качестве экономической доктрины и впоследствии реализована средствами экономической политики . Одни доктрины явно указывают имена конкретных учёных, теорий, школ (или даже называться этими именами), другие же таких указаний не делают - либо используя соответствующую научную основу как общественное достояние, либо «независимо» приходя к тем же идеям. Так, пример реализации идей «государственного социализма» на Яве, Ф.Энгельс характеризует как систему государственной колониальной эксплуатации, созданную на основе общинного строя голландским правительством .

Крупнейший в XIX веке прецедент формирования доктрины «государственного социализма» и проведения соответствующей экономической и социальной политики, при активной поддержке государством соответствующих научных разработок учёных дала Пруссия. Там в 1877-1882 издавался еженедельник «Государственный социалист», университетские кафедры Пруссии сыграли известную роль в развитии катедер-социализма; наконец, сам канцлер Бисмарк является, в силу определения, главным государственным социалистом-практиком той эпохи (см. ниже раздел «Бисмарк и государственный социализм»).

С конца 1980-х гг., в годы перестройки в СССР реформаторы широко пропагандировали т. н. «шведскую экономическую модель» в качестве идельного примера государственного социализма на практике . Однако Швеция в этом плане далеко не единственная. В XX веке многие элементы теорий государственного социализма XIX века были подхвачены учёными всего мира и получили самостоятельную научную основу в лице институционализма, кейнсианства и пр. По этой причине термин «государственный социализм» стал менее активно использоваться в научном обороте, постепенно приобретая скорее историко-экономический характер, и соотносясь, в основном, с эпохой катедер-социализма и государственного социализма Бисмарка.

На протяжении более века в науке устоялось понимание «государственного социализма» как имени конкретных течений мысли, школ и доктрин конца XIX - начала XX века (а в формально-аналитическом плане - и как возможного родового названия группы доктрин типа шведской модели социализма второй половины XX века). Употребление термина «государственный социализм» фактически как синонима «социализму вообще» и, тем более, «экономике стран социализма» с научной точки зрения не вполне корректно. Смешение понятий, относящихся к абсолютно разным социально-экономическим системам, научным основам, инструментам и формам проведения экономической политики вызывает терминологический конфликт и вносит неоднозначность в выверенный категориальный аппарат истории и политологии.

Первое в русской литературе специальное исследование на тему «Бисмарк и государственный социализм» опубликовал в 1890 г. профессор И. И. Янжул - основатель школы государственного социализма в России. Ниже приведены цитаты из статьи другого известного русского экономиста, В. В. Водовозова , помещённой в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона :

«Для Бисмарка социализм не был целой системой нового общественного устройства с иными политическими, общественными и нравственными идеалами, он видел в социализме лишь стремление улучшить материальные условия жизни народившегося четвертого сословия и с этой точки зрения уже давно, почти с первых шагов своей деятельности, относился к нему сочувственно».

«В самый разгар конституционного конфликта в Пруссии, когда либеральная оппозиция находила себе такую энергическую поддержку в народных симпатиях, Бисмарк сходится с апостолом немецкого социализма Лассалем и не задумывается оказать материальную поддержку широким планам великого проповедника государственного социализма».

«Государственная власть поэтому должна взять на себя инициативу всех тех реформ социально-христианского характера, которые сплотят рабочие классы под широким монархическим знаменем. Недаром Бисмарк проводил долгие часы в интимных беседах с Лассалем, недаром так давно уже мысль о государственном социализме занимала его ум. Эту мысль он решается теперь провести в жизнь. Он вносит в парламент один за другим проекты законов, созидавших целый ряд учреждений, обеспечивающих рабочие классы на случай старости, болезни, увечий, несчастных случаев».

«Свои проекты он не относит даже к области государственного социализма, нет - его проекты являются лишь результатом „практического христианства, без фраз…“. Но он не боится обвинения в государственном социализме, так как каждый закон, являющийся на помощь народу, есть социализм и весь успех социально-демократической партии обусловливается тем, что государство не достаточно „социально“».

«В известном смысле под понятие государственного социализма можно подвести деятельность фабианского общества в Англии» .

Во второй трети XIX века теории государственного социализма попадают в поле зрения русских легальных марксистов . В их числе выделяется один из крупнейших русских экономистов того времени М. И. Туган-Барановский . В политико-экономических аспектах его трудов прослеживается влияние главного теоретика государственного социализма, Родбертуса . Так, следуя его методу, Туган делит экономические категории на логические (вечные) - ценность и стоимость, и исторические (преходящие) - прибавочную стоимость и собственно капиталистическое хозяйство.

Оригинальность мышления и творческий подход Туган-Барановского, однако, иногда приводили к запутыванию уже сложившейся системы категорий, переклассифицируемых им по второстепенным признакам. Это относится к его классификации социалистических учений, где в качестве критерия избран способ распределения и форма собственности и, соответственно, различаются

…социализм государственный, синдикальный, коммунальный и анархический и, соответственно, коммунизм государственный, коммунальный и анархический. Считал государственный социализм (учения Мора, Сен-Симона, Маркса, Беллами) наиболее продуманным и экономически возможным.

Здесь в один ряд учений «государственного социализма» вписаны и малоконкретизированные социалистические утопии Мора и Сен-Симона , и фундаментальная теория Маркса, и литературный опус Беллами , но игнорируется современная Туган-Барановскому доктрина «государственного социализма» в Германии.

К идеям государственного социализма Иван Иванович Янжул подошёл в силу нескольких предпосылок, проистекающих из общности его взглядов и позиции немецкой исторической школы. И России, и Германии на мировых рынках противостояла Британская империя, под чьи империалистические интересы английские учёные подводили научную основу в виде фритредерства . Поэтому, как и его немецкие коллеги, И. И. Янжул выступает с критикой английского фритредерства. За этой доктриной, требующей от других стран открыть собственные рынки для Англии под лозунгом «невмешательства в свободную экономическую жизнь», он видит субъективный меркантильный интерес могучей колониальной сверхдержавы, а также источник более высокого, чем в других странах, жизненного уровня всего её народонаселения. На это Янжул указывает в своей докторской диссертации «Английская свободная торговля», защищённой в 1876 году:

«Несмотря на такое видимое и сильное влияние этой системы воззрений на народную жизнь Англии, несмотря на то, что все реформы в её духе привели за собой колоссальное развитие богатства и политического могущества страны, - несмотря на это, начало свободной конкуренции до сих пор является вопросом весьма спорным как в теории, так и на практике».

К критике английских фритредеров Янжул возвращался неоднократно. В этой же связи он критикует и сочинение профессора Кембриджского университета Генри Фоссетта «О свободной торговле и покровительственной системе», усматривавшего в протекционизме вред и опасность для Англии. При этом английский профессор рассматривал влияние внешней политики Англии на весь «индустриальный класс» страны, включавший в его определении и буржуазию, и рабочих , то есть показывает, что и последние тоже в выигрыше от империалистической экспансии. Эти мотивы Янжул использовал и в своей работе «Влияние покровительственного тарифа на благосостояние рабочих классов» , разворачивая тему уже в сторону интересов русских рабочих. С докладом на эту же тему Янжул выступил в 1877 году в московском отделении Русского технического общества . Опираясь на данные по Англии, Америке и Австралии, он показал, что, будучи введён в России, покровительственный тариф будет способствовать повышению заработной платы, а также сохранит возможность предоставления постоянной работы на русских фабриках и заводах .

Не менее важной точкой пересечения предмета исследования русских и немецких государственных социалистов была проблематика борьбы с наиболее вопиющими проявлениями капиталистической эксплуатации, разработка и принятие мер по улучшению положения рабочего класса. В этой связи следует назвать работу И. И. Янжула «Детский и женский фабричный труд в Англии и России», опубликованную в 1880 году в журнале «Отечественные записки » .

И. И. Янжул настаивал на активном вмешательстве государства в фабрично-заводскую жизнь . От требований ограничения женского и детского труда он переходил к задачам установления правительственного надзора за безопасностью труда на фабриках и заводах, к наблюдению за паровыми машинами и котлами и т. п. Янжул также всячески поддерживал установление полной ответственности капиталистов за несчастные случаи с рабочими на их предприятиях , критикуя частные, ограниченные по масштабам «филантропические» проекты. В результате, под нажимом крупных «московских фабрикантов и воздействием петербургского правительства» в 1885 году И. И. Янжул был отстранён от государственной должности фабричного инспектора.